тестовый баннер под заглавное изображение
Частный Театр Исламской Республики Иран из небольшого города Божнур на северо-востоке страны, имеющий, впрочем, государственную поддержку, играет свой спектакль на сцене Государственного академического театра им. Абулкосима Лохути. Его открыли в 1929 году, и архитектурным обликом здание соответствует своему времени: ярко зелёное с белыми колоннами оно напоминает, скорее, небольшой Дом культуры. Именно здесь начинался таджикский театр.
«Этикет охоты на лис» играют прямо на сцене, выделив для себя совсем небольшое пространство и ограничив его с трёх сторон рядами. Вся декорация — небольшой кованый сундук по центру, вокруг которого, а также на нем, разворачивается страшноватая в своём глубинном психологизме история. Современная пьеса Ибрагима Адель Ниа, написанная три года назад, построена на реальной история династии Мухаммед-хан Каджара, правящей в Иране и известного как шестой хан Эриванского ханства (1784—1805/1806), участник русско-персидских войн.
Но не о его военных подвигах и славе этот спектакль. Шах показан как искусный манипулятор, который играет преданными ему людьми, как игрушками, превращая их в бесполых, безвольных существ.
Спектакль играли на фарси без синхронного перевода и бегущей строки. И если таджикскому зрителю язык этот понятен, поскольку входит в одну языковую группу, то остальным, легкомысленно не ознакомившимся с синопсисом, приходилось туговато. Но в том то и дело, что даже без перевода игра актёров удивительным образом передавала пусть не буквально, но суть истории, переведённую в притчу.
Выразителен был внешний облик каждого (Хекмат Ширдел, Эшан Камали) из персонажей: один из подданных шаха коряв в движениях, с бельмом на глазу, другой с голосом кастрата, звучавшем на одной ноте, оба без признаков растительности на голове. Между ними происходит непрерывный диалог — острый, нервный, но никто не срывается на крик, хотя понятно, что оба на пределе, в многолетних претензиях друг к другу и к тому, кто стоит неизменно над ними. И пока этот третий не появится, они меряются силой в словесной перепалке. Но как только войдёт шах, чей костюм по борту оторочен золотным шитьем, и то, как произнесёт первые фразы, странная пара превратится в тварей дрожащих, теряющих остатки человеческого облика. Шаха играет женщина — великолепная Азада Хайдарзаде,
Режиссёр спектакля Мохаммед Шакери выстроил действие буквально на пятачке. В мизансценах читалось что-то из Шекспира, вроде сцены «Мышеловки» из «Гамлета», где актёры гротесково изображали жизнь царя. И точно также персонажи иранской пьесы тоже принимались изображать шаха, который в их мечтах боялся их.
Но в отличие от шекспировских комедиантов приближенные шаха заигрались настолько, что один зарезал товарища по дворцовому несчастью, после чего сошёл с ума и свёл счёты с жизнью. Моральный террор страшнее физического, ничем не контролируемая власть уродует людей и мир — так утверждали актёры и постановочная команда иранского театра. Великолепная игра актёров и продолжительность спектакля не более часа искупала мрачность темы.
После спектакля мне удалось поговорить с постановщиками спектакля.
